Как рождается замысел книги? История Дарьи Сивашенковой, чья книга «Вот Иуда, предающий Меня» вышла в издательстве «Никея», поражает своей необычностью…

Дарья, почему вам захотелось написать об истории Иуды? Казалось бы, не самый привлекательный герой Писания.
Над этим замыслом я работала почти четверть века. И я не перестаю думать на эту тему. Я бы не сказала, что выбрала некий замысел. Это замысел выбрал меня. 24 года назад, когда мне было пятнадцать лет, именно история Иуды стала для меня точкой входа в Евангелие. Именно с нее началось мое обращение в христианство. Эта история стала тем ключом, который открыл для меня дверь ко Христу. Можно сказать, что у меня просто не было выбора, о чем говорить и писать все эти годы.

Пятнадцать лет – это подростковый возраст. Чем же история Иуды зацепила вас тогда?
В подростковом возрасте такие истории сильнее всего и цепляют: когда ты еще совсем юный и тебя больно ранят чужие страдания. Это было так. Я читала Евангелие и дошла до сцены в Гефсимании и сцены самоубийства Иуды. Когда я прочла несколько строк о его смерти, меня вдруг пронзила невероятная боль, отчаяние словно накрыло меня огромной черной волной. Это было так неожиданно и страшно, что я в ту секунду подумала: «Господи, это все правда». Если я сейчас, спустя 2000 лет, читаю эти строки и это чувствую, значит, все описанное происходило с человеком на самом деле. Иуда стал для меня первым живым человеком Евангелия. И уже от него пошло все дальше. Эта история меня зацепила и потащила ко Христу буквально «за шкирку». Если можно так выразиться, веревка Иуды «привязала» меня ко Кресту.

Желание написать книгу появилось тогда же или позже?
Оно появилось уже тогда, в пятнадцать. Я всю жизнь, сколько себя помню, что-то пишу. И когда история Иуды меня вдохновила, первое, что мне захотелось – что-то написать на эту тему. Даже прежде, чем я о ней толком узнала.
Прошло еще немало лет, прежде чем я осмыслила эту историю, провела все необходимые линии… Через 22 года я села писать книгу. Безусловно, я до этого делала наброски: сначала думала написать художественный роман на эту тему. И у меня скопилось огромное количество черновиков. Потом я поняла, что с художественным романом мне становится тяжело справляться, потому что я не очень понимаю, как что развивается… И я решила написать что-то вроде синопсиса к роману, то есть краткое изложение содержания.
И вот я села писать. Страничка, две странички, пять страничек… Потом статья, эссе. И так получилась эта книга, совершенно самодостаточная, не имеющая отношения к художественной версии. Так что идея жанра книги родилась случайно, и я очень ей рада.

По профессии вы журналист, но я знаю, что вы учились еще и в богословских учебных заведения. Это желание написать книгу так повлияло на вашу жизнь?
Да, как в пятнадцать лет я влюбилась по уши в христианство через историю Иуды, так это дальше и формировало мою жизнь. Я поняла, что вне Христа жизни нет.
Действительно, я училась в нескольких учебных заведениях богословского толка, параллельно с учебой на журфаке МГУ. Потом я всю жизнь писала о христианстве в разных светских СМИ, где работала: в «Коммерсанте», «Аргументах и фактах», «Правде».
Вся моя жизнь выстроилась на основе этой истории и встречи с Евангелием. А потом, кажется, в 2006 году, я завела свой первый блог в «Живом журнале», полностью посвятив его христианству. Я уже стала писать не в конкретные издания, не то, что мне заказывали, а что я сама хотела написать. Потом блог я продолжила в Фейсбуке.

В процессе создания книги вы опирались только на Евангелие или использовали дополнительно работы исследователей, богословов?
Опиралась я строго на текст Писания. Мне было интересно сделать то, что до меня никто не делал. Не потому, что я какая-то особенная. Просто этот человек стал, образно говоря, моей первой любовью ко Христу и Евангелию. Той самой, которую Христос не велел бросать. И эта история, на которую многие не обращают особого внимания, стала для меня первостепенной. А так-то она не первостепенная в Евангелии.

Тем не менее, зачем эта история так подробно рассказана в Евангелии? И еще подробнее – в вашей книге?
Когда мы читаем Евангелие, перед нами проходит множество человеческих судеб. И по большей части это судьбы в какой-то неприкрытой наготе, неприглядном виде. Перед нами разворачиваются истории разбойника, прокаженных и оступившегося Петра, многих грешников, которые приходят к Христу, просят прощения и получают исцеление… Мы читаем и не вполне осознаем, что это истории живых людей – таких же, как мы с вами. Евангелие дает нам эти судьбы, чтобы мы их обдумывали, обсуждали. А ведь это чья-то боль, и, может, кто-то из героев хотел бы скрыть такие вещи. Но тем не менее Евангелие отдает это нам, чтобы мы могли получить какую-то пользу. И я думаю, что нам нужно быть очень бережными с этими судьбами и бережно относиться к тем, кто нам их доверил. Как к Святому Духу, так и к самим людям, чьи истории нам открыты.
Возвратимся к Иуде. Вы представляете, какую огромную человеческую трагедию доверяет нам Евангелие в этой истории?! Огромная человеческая боль. Это история, в которой сочетаются вещи в абсолютном выражении: абсолютный грех, абсолютные цинизм и предательство, абсолютные боль и раскаяние, абсолютное отчаяние и абсолютный приговор, который человек сам себе выносит. Это история, полная немыслимых высот и немыслимых падений. И абсолютной любви, скажу я, забегая вперед.
И вот когда я об этом думала, мне показалось странным, что такую историю Святой Дух нам открывает только для того, чтобы мы сказали: «Ну да, воровать плохо, предавать тоже плохо, а уж вешаться вообще хуже всего». Это очевидные истины. Ради них не стоило так подробно рассказывать эту историю и так откровенно выставлять человека на наш суд. И я подумала: может, в этой истории есть еще что-то, нами не замеченное?

Почему Иисус взял в свою общину человека, греховность которого была очевидна? Это было благородством с Его стороны или неким предопределением?
Давайте вспомним, как Иисус призывает двенадцать апостолов. В Евангелии сказано, что Он это делает после того, как целую ночь провел в молитве к Отцу. После этого Иисус сошел с горы и выбрал двенадцать учеников. В этом действии нет никакой случайности или ошибки. Совершенно осознанно, сообразуясь с волей Отца, Иисус выбирает этих людей.
Апостол Иоанн пишет, что Иисус заранее знал Своего предателя. Почему же Он выбирает Иуду? Хотя бы потому, что на момент избрания Иуда не предатель, он ничуть не хуже других апостолов: он так же верит Христу, верит в Его миссию, готов идти за Ним и жертвовать всем, чтобы быть рядом. на момент призвания Иуда еще никак не опорочил себя, чтобы Христос отказал ему в избрании. Заранее Христос человека не судит.
В Евангелии от Иоанна сказано, что Иуда был вор и таскал деньги из апостольской казны. Когда мы понимаем эту историю в лоб, это действительно резко снижает образ Иуды и заставляет задать вопрос, зачем Христу нужен был в общине вор. Чему вор может научить людей, проповедуя? А мы знаем, что Иуда ходил с другими учениками на проповедь Евангелия. Согласитесь, в этом есть какая-то странность.
Когда я читала разные толкования, то тоже встретилась с недоумением. Авторы толкований пытались это объяснить, но не очень убедительно. Честнее всех поступил святитель Иоанн Златоуст, который в ответ на вопрос, почему Иисус избрал вора в качестве носителя казны, ответил: «Да Бог его знает, почему Он так сделал».

Но ведь у Иуды была свободная воля. И он мог бы и не пасть. Между тем, есть точка зрения, что он был предопределен совершить предательство.
Видно, что Христос всячески пытается удержать Иуду от падения. Возложить всю тяжесть греха предательства на одного человека и на этом построить план спасения человеческого рода – согласитесь, это меньше всего похоже на евангельского Христа.

Вы никогда не задавали себе вопрос: а если бы Иуда не захотел предать? Что тогда?
Конечно, задавала. Даже, допустим, он предал и в какой-то момент раскаялся, на Тайной вечере, например. Неужели это отменило бы все, что должно было совершиться потом? Это совершилось бы, но просто каким-то иным образом. В конце концов, Иуда не единственный человек в Иерусалиме, который знал, где можно найти Христа. Совершенно не обязательно именно ему выдавать Христа в Гефсиманском саду. Христос не мог выстраивать линию спасения на чьем-то смертном грехе. Значит, было бы как-то по-другому.
Но почему предательство совершается в кругу учеников? Ветхий Завет говорит, что Христа предаст именно близкий человек. Зачем это происходит? История действительно странная.
Просто считать, что Иуда предал Христа за деньги – это, конечно, одна из самых традиционных версий, но выглядит она не очень правдоподобно. Человек, который три года ходил за Христом, а потом решил его продать за тридцать сребреников – это социопат, человек с психиатрическим диагнозом. Судить его за это невозможно.
Давайте разбирать другие версии. Иуда пришел к решению, в котором деньги были важны, но не были главным. Они были одной из причин, по которой Иуда совершил предательство таким образом.
Заметьте, что Ветхий Завет, говоря о предательстве близкого друга, ни разу не упоминает о том, как это будет сделано, что ученик выдаст учителя на смерть властям. У Иуды нет никакого руководства к действию.

Но если не сребролюбие, то какой порок вынудил Иуду поступить так? Гордыня?
Я полагаю, что произошла некая ссора (это можно предположить на основании евангельского текста), которая обозлила Иуду настолько, что у него помутилось в глазах. Любовь ко Христу, благоговение перед Ним сменились ненавистью.

Похожее ведь может произойти и с нами, в наших отношениях с людьми…
Да, такое случается и с нами. Кто-то что-то сказал, несправедливо упрекнул нас или сделал что-то не по-нашему – и вдруг внутри нас начинают закипать обида, гордыня… И уже кажется, что этот человек нас презирает, он нас недостоин. Например, муж жене что-то скажет, потом уже и думать об этом забыл, а она все прокручивает это в голове. Если мы эти процессы в голове не тормозим, это может привести к ужасным последствиям.
В истории Иуды все усугубляется еще и тем, что туда подключается сатана, который накручивает Иуду еще сильнее. Накручивает, потому что ему хочется соблазнить ученика, у него свой план: как погубить Христа и как погубить Его близкого ученика. И вот в какой-то момент Иуда решает, что от Христа надо избавиться, причем самым жестоким способом – он хочет убить Христа. Не просто предать, а убить.
Почему он пошел к первосвященникам? Именно поэтому. Почему он делает это своими руками? Ведь он три года ходил с ним. А теперь в душе вместо этой дружбы образуется огромная дыра, которая невыносимо болит. Дыра на месте ушедшей любви. И в нее хочется что-то бросить, чтобы компенсировать пустоту. У Иуды это деньги, потому что он действительно все эти три года много думает о деньгах. А о чем, собственно, думать казначею?
Видимо, что-то между ними случилась, какой-то неприятный разговор. И это настолько вышибает Иуду из седла, что заставляет его пойти и предать Христа на смерть…
В главе «Дорога в бездну» я пытаюсь подытожить все, что произошло с Иудой с момента его замысла о предательстве до его ухода с Тайной вечери. Мне было интересно посмотреть, что за развилки были на этой дороге, можно ли было свернуть, или дорога шла прямо в бездну… Я хочу показать, что свернуть с этой дороги, даже уже совершив предательство, Иуда мог, он мог покаяться. Иуда делал свой выбор на каждом повороте этого пути.

Дарья, хотелось бы еще поговорить о жанре и языке книги. Это и не богословие, и не беллетристика. Интонация живого разговора, много вопросов к читателю. Есть ли аналоги такого жанра в литературе?
Когда я думала над тем, как правильно обозначить жанр моей книги, родился термин «художественное богословие». Я была уверена, что он уже существует, но оказалось, что я первая использовала такую формулировку. Безусловно, это богословие: размышление над Писанием, над святоотеческими толкованиями и толкованиями других авторов. Это попытка вытащить именно богословский смысл этой истории. В то же время мне приходилось порой додумывать, чтобы соединить звенья воедино. Поэтому я добавила слово «художественное», чтобы никого не смутить обилием подробностей, которых нет в Писании.
Я по большей части опиралась на Писа­ние, потому что мне хотелось выстроить всю логику этой истории: начиная с пророчеств Ветхого Завета и заканчивая новозаветными апокрифами, которые не вошли в Канон, но достаточно популярны. Мне хотелось выстроить цепочку так, чтобы одно звено сочеталось с другим, все выглядело логично, и чтобы из одного проистекало другое. Конечно, есть художественные произведения, где включена некая реконструкция истории Иуды: например, у Бёрджеса – в романе «Человек из Назарета», у Казандзакиса – в «Последнем искушении Христа». У Леонида Андреева есть роман «Иуда Искариот» – там много версий, домысливаний, которых нет в Евангелии. Однако художественная повесть – это не реконструкция, там берутся лишь отдельные фрагменты и к ним додумывается история, которая к Евангелию и к Ветхому Завету отношения не имеет. Автор показывает свою историю, параллельную евангельской, но не реконструкторскую.

Беседовала Мария Романова

Фото: https://cyprusbutterfly.com.cy

В течение жизни человек переживает несколько возрастных кризисов: подростковый, среднего возраста, кризисы пятидесяти и семидесяти лет. О том, что из себя представляет кризис среднего возраста, как его пережить и выйти победителем, рассказывает руководитель Центра христианской психологии Наталия Инина.

Итак, кризис среднего возраста. Человек несомненно слышал, читал о нем, но все равно оказывается застигнутым врасплох…
Кризис подобен огромному снежному кому, который неожиданно падает нам на голову, но мы идем к нему всю предыдущую жизнь. Мы входим в юность, в молодое состояние, когда нам хочется всего и мы никуда не убегаем. Хочется работы, семьи, положения, в нас плещут амбиции, у нас куча планов, кажется, что мы все можем. Жизнь – мудрая штука: она нас не разочаровывает раньше времени, а, как хороший родитель, ждет. И вот мы бежим по жизни, создаем семью, рожаем детей, начинаем зарабатывать, чтобы эти дети могли жить и развиваться, достигаем должного уровня и положения на работе… И в какой-то момент внутри нас что-то начинает разлаживаться, подобно тому, как расстраивается инструмент. Что-то начинает нас тревожить. Я часто говорю о том, что современный человек плохо себя слышит. Когда внутренний голос, душа, ему что-то говорит, человек убегает от этого состояния — погружается в работу, или в роман, или в хобби, или буквально убегает куда-нибудь на другой континент. Это проявление растерянности: человек не знает, что со своей тревогой и неудовлетворенностью делать. Не случайно ведь Хичкок пугает нас в своих фильмах не монстрами, а непонятностью, темнотой.

Что это за состояние, почему возникает растерянность?
Кризис наносит удар по восприятию смысла жизни. Это мощная первичная переоценка ценностей. По большому счету – это первый серьезный толчок от Бога, окликающего человека, чтобы тот немного развернулся внутрь себя, к глубинным смыслам.
Серьезные авторитеты в области психологии говорят о том, что это абсолютно неизбежный кризис: его нельзя обойти, он настигает любого. В этом кризисе встает вопрос про смысл, не уничтожимый фактором смерти. Это призыв обратиться к духовным вопросам, метафизическому поиску.

Если человек с юности жил верой, у него тоже наступит кризис среднего возраста?
Обязательно наступит. Конечно, и молодые люди, и даже дети могут задумываться о смысле жизни. Однако размышление о смысле жизни в 20 лет – не кризис. Кризис среднего возраста — это фундаментальное изменение, столкновение с таким уровнем вопроса о смысле, когда человек меняет свою жизнь в его свете.
Молодой человек должен «разбрасывать камни», «вбрасывать» себя в этот мир, находить себе в нем место: создавать семью, влюбляться, страдать, побеждать. Он должен быть повернут вовне. Если в 20 лет молодой человек повернут внутрь себя, это проблемная ситуация: значит, ему что-то мешает выйти в мир, осуществить свою возрастную задачу.
Дети, пережившие тяжелую болезнь или какую-то проблему в семье, тоже становятся мудрее и старше. Но это не значит, что в будущем они не столкнутся с кризисом среднего возраста, во время которого очень непросто сделать поворот в своей жизни. Если мы этого не делаем, мы можем так и остаться в этом кризисе.

Значит, кризис неизбежен — размышляешь ты о смысле жизни в молодом возрасте или нет, он все равно приходит. Это происходит в конкретном возрасте или у каждого кризис наступает в свое время?
Кризис среднего возраста наступает в 35–40 лет, потом за ним следуют кризисы пятидесяти лет, семидесяти лет. Есть красивая теория Эрика Эриксона, которая говорит о том, что если мы не прожили очередной кризис роста на каком-то этапе – подавили его, убежали или как-то с ним не встретились, не преодолели и не прожили его, то он в нас «застревает» и последующие кризисы нам будет преодолеть труднее. Это неизбежные точки роста или точки падений.
Суть кризиса среднего возраста состоит в том, что человек находится в точке, где он обесценивает то, чего достиг. Я часто слышу от мужчин и женщин, находящихся в этом кризисе, примерно такие фразы: «Мне казалось, что у меня будет квартира, машина, дача (называют разные социально значимые достижения: дети, любимая работа, ценные отношения)… И я тогда буду счастлив(а). Все это у меня теперь есть, и я абсолютно несчастлив(а). Я вспоминаю время моего бедного студенчества. У меня тогда ничего не было, но тогда было настоящее счастье». Женщины часто говорят о том, что у них есть дети, муж, но они потеряли себя. Это некий экзистенциальный удар: «Где я сам во всем этом?» И это звучит рефреном в свидетельстве каждого человека, проходящего такой разноликий, но по сути у всех одинаковый кризис среднего возраста. Именно потому мы и пытаемся найти смысл, что смысл меня укрепляет, дает мне опору. Вне зависимости от того, что у меня есть и чего нет. Это время не разбрасывать камни, а начать их собирать — внутри себя.

Допустим, человек осознал, что с ним происходит — как ему над этим подняться? Как обрести истинные ценности?
Подняться — это очень правильное слово. До этого момента мы словно бежим по некой горизонтали — не вверх, а влево, вправо, вперед… В этой горизонтальной плоскости мы чего-то достигаем в материальном плане: покупаем квартиру или берем ипотеку, устраиваем куда-то детей, копим им деньги на обучение, переживаем какие-то сложности в семейных отношениях и пытаемся их победить, устаем друг от друга… Бывает такое чувство: «Господи, я вижу лицо супруга (супруги) каждый день… Как мне все надоело!..» Вот эта некая внутренняя усталость и желание сбежать являются поверхностным симптом того, что пора задуматься: к вам «стучит в дверь» кризис среднего возраста. А если он не будет прожит, то когда придет новый кризис, он суммируется с предыдущим. То же самое можно сказать о людях, которые не прожили подростковый кризис. Это протестный кризис, кризис бунта, хлопанья дверей и жутких претензий к родителям: «Чему вы можете меня научить?! Посмотрите на себя, на кого вы похожи! Я сам!» И подросток хлопает дверью и уходит в свою жизнь. Он может «хлопнуть дверью» внутренне, не обязательно физически, и «уйти» в Интернет, допустим. Хлопанье дверью — это уход от родителей. И это очень важный опыт. Уйдя внутренне или внешне от семьи, подросток сталкивается с реальностью, с ситуациями, в которых он ничего не может изменить, и начинает взрослеть. Если его оберегают, подыгрывают ему или подавляют его, чтобы он не хлопнул дверью, то есть держат его при себе, то формально подростковый возраст не будет прожит. Он настигнет человека позже, лет в 35, и суммируется с кризисом среднего возраста. И тогда человек может все разорвать, бросить работу или семью с несколькими детьми, вообще уехать в другую страну… Но это не помогает. Что он берет с собой? Самого себя. Себя-то ведь не оставишь в прошлом.

Как люди преодолевают этот кризис? Есть какие-то положительные примеры в вашей практике или в истории?
Человек обычно приходит в состоянии полной внутренней потерянности, при том, что по формальным признакам с ним все в порядке. У него устроена личная жизнь, есть хорошая работа и вообще «все галочки поставлены на полях». Но внутренне он — как жук в стакане. Я очень люблю этот образ Виктора Франкла. Представьте себе жука в стакане: он летает по горизонтали, бьется со всей силой о стенки, совершенно не понимая, что достаточно взлететь вверх — и ты свободен. Человек мучается и обвиняет близких, детей, начальника, партнеров, друзей. Он в отчаянии. Внутри него – злость на себя и неприятие себя. И поэтому он неспособен себя услышать. Если человек находится в таком состоянии, я люблю работать с ним через образ «внутреннего ребенка». Нужно погрузиться в себя и представить, что внутри нас есть маленькое существо – девочка или мальчик, которыми мы были в детстве. Мы мысленно протягиваем этому ребенку руку и с позиции родителя говорим: «Послушай, есть другая возможность освободиться из этого стакана, давай-ка мы попробуем взлететь». Смена ракурса помогает по-новому увидеть ситуацию. Выход во всех случаях – через помощь другому человеку, через деятельность, в которой нет материальной выгоды. Это может быть волонтерское служение, помощь конкретному больному или нуждающемуся. Альтруистический отклик вытягивает мучающегося человека из этого «стакана».

Действительно, мы склонны сосредотачиваться на себе…
Нужно преодолеть наше «эго». Когда мы сидим по макушку в «эго», нет шансов найти смысл. У нас есть потрясающий пример Альберта Швейцера, который как раз в кризис среднего возраста фундаментально изменил свою жизнь. Он был знаменитым органистом, философом и богословом, очень известным человеком. В возрасте тридцати пяти лет, будучи заместителем декана, он увидел в переписке письмо из Африки: о том, что маленькой стране Габон не хватает врачей. Швейцер вдруг почувствовал, что он туда поедет. И пошел учиться на медицинский факультет, закончил его и через семь лет поехал в Габон. Мы можем планировать второе высшее образование из-за того, что нам скучно или хочется улучшить свое финансовое положение. А тут – та самая глубинная мотивация, какой-то зов.
И дальше у Швейцера начинается новая жизнь. Он уезжает, пишет книги, становится лауреатом Нобелевской премии и одним из самых великих людей XX века. Это яркий пример выхода из кризиса среднего возраста на сто процентов. Причем не через бегство, не через подавление этого кризиса. А благодаря пониманию того, что если ты не поднимешься по вертикали, то для тебя эта стена кризиса станет тупиком. Важно понять, что кризис – это ступень, на которую нужно вскарабкаться, чтобы увидеть новую жизнь.
Когда мне удается объяснить это своим клиентам, они преображаются. Преодолевая кризис, человек становится теплее, глубже, чувствительнее к чужой боли. Ему становится легче помогать другим. И он воспринимает это не как бремя или долг, а как радость.

Перестать «биться о стенки», «вскарабкаться» и начать помогать другим людям… И кризис пройдет?
Смысл можно найти не только в помощи другим людям, а в служении какому-то делу, в присоединении к чему-то хорошему. Вот как Виктор Франкл ответил на вопрос знаменитого русского психолога Юлии Гиппенрейтер. Она спросила Франкла, когда тот приезжал в Москву на психфак МГУ: «Как вам удается сохранять молодость?» Франкл ответил: «Надо вовремя ухватиться за великую идею».
В кризис среднего возраста люди часто меняют профессию, потому что в 17–18 лет они еще не были готовы к выбору и пошли за советами или мечтами родителей. Этот кризис – прежде всего личностный, в отличие от подросткового и более поздних кризисов, где играют большую роль физиологические процессы.

Давайте про кризис пятидесяти лет поговорим. В чем разница?
Мне кажется, кризис пятидесяти лет – это второй шаг навстречу себе. 35–40 лет – это вершина жизни, и, найдя смысл, человек может еще многое сделать. В районе пятидесяти (это, конечно, среднестатистическая цифра) происходит некоторая потеря сил и гормональное угасание. В этом возрасте трудно найти новую работу, то есть и социум словно говорит человеку: «Ты идешь на спад». На мой взгляд, 50 лет – это такая точка, из которой ты либо идешь вверх, либо падаешь вниз и начинаешь «доживать». Привыкаешь к идее, что до пенсии осталось уже чуть-чуть, думаешь: «Доползем-доскребем, а там уже на даче будем цветочки выращивать…»
Недавно я консультировала женщину, которую бросил муж, ей за пятьдесят, дети уже почти выросли… Она пришла ко мне совершенно подавленной: мало того, что кризис, да еще такая семейная ситуация.
А когда мы с ней поговорили об этой ситуации, она в итоге ушла радостной. Оказалось, она давно хотела завести себе большую собаку, и мы решили, что это будет ее преданный друг. И я ей помогла увидеть, что у нее куча друзей, ее обожают люди, у нее есть возможность встречаться с ними на даче… «Наденьте другие очки и посмотрите, что вы можете с этой ситуацией сделать», — посоветовала я ей. И вот тут как раз поможет Виктор Франкл с его «сказать «да» жизни». Сказать «да» этой жизни. Увидеть, как светит солнце, какая потрясающая зеленая листва у деревьев… Я недавно наблюдала дивную картину: девочка сидит на качелях, держит на коленях маленькую собаку и, глядя ей в глаза, гладит ее… Они словно замерли в этом общении. И я вдруг подумала: ведь я такие вещи начала видеть после пятидесяти лет. До этого я «летела» по жизни, вообще ничего не замечала. Я подумала: «Боже мой, какая это потрясающая возможность встречаться с жизнью здесь и сейчас, с природой и красотой в ее полноте, с творчеством, с самим собой…» На это способен только тот человек, который идет вверх, воспринимает жизнь как творчество, как диалог, как познание. Это ведь путь к мудрости. Хочется видеть пожилых людей, которые к семидесяти становятся мудрецами, а часто мы видим жалкое зрелище. Им рассказали, что они «доживают», и они поддались этому.

Итак, «найти идею», «вылететь» из ограничивающей меня «банки», а не биться о ее стенки… Найти, кому служить, обратить внимание на творчество, красоту жизни. Как это все связано с вопросами веры, осознанием отношений с Богом?
Огромное спасибо за этот вопрос. Мы говорили о том, что кризис середины жизни – это первый духовный зов. Первый призыв к поиску смысла, не уничтожимого фактом смерти. Более поздние кризисы – это возможность оценить жизнь, потому что она словно потихоньку уплывает сквозь пальцы: в 50 лет мы уже понимаем, что мы не вечны. Осознаем, что значит «mеmento mori». И в этом свете начинаем ценить мгновения жизни.
Вы совершенно правы, когда спрашиваете, связано ли это с Богом и верой. На мой взгляд, обретение Бога и веры, жизнь в пространстве веры потрясающе помогают преодолеть любой кризис. Потому что ты не только должен «вспорхнуть», как жук из стакана; ты – не единственный субъект, определяющий этот взлет вверх. Там, наверху, тебя еще и ждут. Бог и вера помогают взлететь. И в этом плане я бы снова хотела вспомнить о Викторе Франкле. Он говорил о том, что человек становится подлинным человеком только тогда, когда выходит в пространство духовности. До этого он еще не во всей полноте очеловечился. Это легко показать на примерах из окружающей жизни. Инстинкты, психика и привязанности есть и у животных. В этом плане мы не очень-то сильно различаемся. Можно встретить такой подход: «Идите за своими инстинктами, за «эго». Вам хорошо – и замечательно, вы в порядке». Это, конечно, полное исключение понятия духовности. Франкл, который пережил жуткий опыт концлагеря, говорил о том, что человек становится и остается человеком только тогда, когда он открывает для себя пространство духовности: веру, совесть, свободу и ответственность.
Что духовность дает человеку? Философ Франк приводил такой пример. Представим себе, что мы едем в поезде. Внутри поезда надо как-то устроиться, сесть в удобное место – близко к окну, например. Желательно, чтобы рядом с тобой сидели приятные люди. Нужно чем-то заняться во время поездки. Но мы совершенно не думаем, находясь в поезде, о том, куда он едет. Так вот духовность говорит: «Ребята, а куда мы все едем, в какую сторону? Вы хотите туда или куда-то еще?». Духовность расширяет наши горизонты.
Мне очень нравится название книги немецкого психолога Ливерхуда: «Кризисы жизни – шансы жизни». Кризис – это всегда выбор. Я могу пойти вверх или пойти вниз, либо продолжать движение по горизонтали. Я могу свободно и осознанно выбрать ответственность за то, что сделаю. Я могу разобраться с собой, развить свою веру, поработать над отношениями с другими. Часто в кризис люди идут учиться. Это правильно и ценно, потому что при этом обретаешь свежесть, новизну, ощущение молодости.

Беседовала Мария Романова

Фото – из открытых источников в Интернете

Андрей Буко OFMConv

Говорить о молчании нелегко. Сам факт говорения опровергает доводы в пользу молчания. Немецкий философ Хайдеггер сказал так: «Говорение и писание о молчании порождают развратнейшую болтовню». Но молитвенное молчание созидательно, и мы будем говорить именно об этой его созидательной стороне, то есть о встрече с Богом. Читать далее Тишина. Молчание. Молитва →

Александра Павловская

Бедность – явление, которое многим не дает покоя: про бедность рассуждают философы и теологи, антропологи и социологи, святые и самые обычные люди. Мои мысли – это мысли социального работника, человека практичного, которому по долгу службы приходится часто встречаться с бедностью в различных ее проявлениях и думать о том, что можно сделать. Возможно, они кому-то пригодятся.

Стремясь помогать другим, мы часто сталкиваемся с теми, у кого ничего нет. Это вполне закономерно: беды (болезни, потери близких, войны и т. д.) редко приходят одни, они лишают человека работы, жилья, социальных связей, чувств безопасности, радости и доверия. Иногда бывает наоборот, беда человека – результат его бедности, ему с самого начала, в виду экономических, географических, социальных причин, не было дано того, что имеют другие. Вследствие этого человек не получает достойного образования, не может выбрать профессию по душе, полностью реализовать потенциал, вложенный в него Богом, страдает от депрессии, совершает правонарушения, в поисках выхода и избавления от тревоги и страданий может прибегнуть к наркотикам или алкоголю и т. д. Иными словами, быть тем, у кого ничего нет, в нашем мире – очень рискованно. Мы хотим помочь человеку в беде, но встречая неизбывную бедность, ведущую беду под руку, часто уходим. Ведь мы, говорим мы себе, и сами не богаты, и наши возможности не безграничны.

Кажется, это не совсем верно. По крайней мере, с этим не хочется соглашаться – ни мне, ни всем тем, кого я знаю по работе в сфере благотворительности и социальной помощи. Это несогласие, бывает, сопровождается чувством собственного бессилия или призывами к социальной справедливости: ведь социальные грехи – это результат современного общественного устройства, и побороть их можно так же: совместными усилиями, большими изменениями. Порой мы кажемся себе наивными в наших реакциях и сами над собой подшучиваем. И все же, как бы мы ни реагировали на эти препятствия, почему-то мы не отступаем.

Первая встреча

Так сложилась моя жизнь, что в течение последних десяти лет мне пришлось поработать в самых разных сферах: с бездомными, с потребителями наркотиков, беженцами, детьми с серьезными заболеваниями и их семьями, с молодежью, людьми, живущими с ВИЧ. Начало моей работы было связано со встречей с Христом – и с христианской общиной, которая занималась социальным служением. Однажды в маленьком пустом общинном храме в Риме нам, группе волонтеров из Москвы, показали старое деревянное распятие, которое когда-то давно было найдено основателями общины на свалке. У Христа были отбиты руки: «Мы должны стать его руками». Мы должны что-то делать. В эту же поездку мы оказались в Ассизи, где соприкоснулись со святым Франциском – увидели его хабит, следы восстановления храма Сан Дамиано, камни, по которым он ходил, вдохнули воздух, которым он дышал – мы читали вслух его житие, путешествуя по описанным в нем местам. Францисканство в его самой радикальной и деятельной, самой простой форме тогда взволновало нас. Думаю, что так произошло потому, что оно предстало перед нами не иносказательным, стертым с лица земли временем и историей, а реальным. Будучи тогда еще неверующим и некрещеным человеком, я долгое время носила знак «тау» как символ чего-то неуловимого, во что я верю и для чего работаю.

Прошло десять лет, и за это время я, кажется, слишком часто слышала о невозможности радикального христианского служения в современном мире, метафоричности жизни Франциска и его последователей, о том, что Франциск шел к бедным, потому что был все же богат – пусть не материально, но духовно – был в чем-то выше других и знал, что для них лучше. Бедные люди в такой трактовке незаметно теряли свою личность и превращались в способ практиковать свою духовную жизнь, в способ стать святым, в своей уязвимости оказывались использованными для личных духовных нужд.

Одновременно с этим мое развитие в профессии требовало принятия социальных структур в организациях, разделения труда, заполнения отчетов, работы по графику и так далее. Все это, в общем, было неплохо, но порой оказывалось бессмысленным при встрече с человеческими бедами. И все же в самых разных местах, контекстах, книгах и беседах та изначальная простота чудесным образом то и дело сверкала и не давала сбиться с пути. Я продолжаю верить, что эта простота – простота бедности, и хотела бы в этой статье поделиться теми ее отблесками, что мне удалось наблюдать.

Бедность не порок

Существует убеждение, согласно которому для того, чтобы по-настоящему проявить участие, необходимо уметь обращаться к опыту страдания, схожему с тем, что человек испытывает рядом с вами. Это бывает сложным, потому что люди не хотят страдать и не хотят вспоминать о пережитых страданиях. Мне кажется, что осознание собственной истории бедности помогает оказаться наравне с человеком, сократить дистанцию до ближней, чтобы все мы стали ближними. Моя бедность – бедность пятого ребенка в многодетной семье в начале голодных 90-х годов, поломанные игрушки и одежда старших братьев. Она же – гуманитарная помощь в виде сухого молока и ветчины на ключике, и безличная и ненужная посылка от американских «Самаритян», которую мне как-то вручили в школе. Далекие «самаритяне», очевидно, жалели голодающих детей России и спрятали в огромную разноцветную коробку клей, блокнот, пустоту и детское толкование неизвестного тогда слова «самаритяне» – недалекие люди. Сегодня мой опыт бедности отдается во мне тревогой, привычкой экономить, недоверием к разного рода «самаритянам» и чувством солидарности по отношению к тем, кто оказался не слишком удачлив по жизни. Сейчас признание собственной бедности дается мне проще, чем раньше, но все равно с трудом. Как будто признаешься в преступлении.

Согласно недавнему большому исследованию, описанному в книге «Стыд и бедность» оксфордского профессора Роберта Уокера (1), переживание собственной бедности связано не с владением конкретными вещами, но, скорее, с соотношением с нормой и с теми, кто владеет большим количеством вещей. Опросы в странах совершенно разного достатка – Норвегии, Уганде, Германии, Китае, Южной Корее, Индии и Пакистане – показали, что бедность разрушает множество наших социальных ролей. Какие мы родители, если нам нечем накормить ребенка? Какие мы специалисты, если не можем найти работу? Какие мы дети, если не имеем средств, чтобы достойно ухаживать за родителями в старости? В итоге мы испытываем всеохватывающий стыд за собственную бедность, хотя часто ее причинами являются внешние обстоятельства. Согласно современным психологическим теориям, чувство подобного стыда бывает очень деструктивным, поскольку заставляет нас ставить под вопрос сам факт целесообразности существования такого «я», а не отдельные наши поступки, на которые можно повлиять или что-то изменить. Также подобный стыд не дает людям объединиться для взаимопомощи или каких-либо совместных действий по изменению ситуации – в стыде люди закрывают лица руками, они не хотят быть увиденными, убегают.

«Великая добродетель бедности»

Святой Антоний в проповеди «На Рождество Господне» говорит о совершенно другой бедности – о бедном Младенце как «маленькой бездне» и «бесконечности, лежащей в узких яслях»(2). Эти парадоксальные утверждения дают нам понять, что бедность может действовать в нашей жизни иначе, если мы позволим себе увидеть в конском сене пищу для ангелов. Этот совет кажется невозможным, но с моей точки зрения, он предельно и по-францискански практичен, что я попробую показать далее.

Как мы знаем, Святой Антоний боролся с тем, что мы сейчас называем социальной несправедливостью. Его собственное описание происходящего куда более метафорично (хотя для того времени звучит вполне научно), чем нынешние социальные теории: «Душа живет в крови, бедный в своей собственности. Отбери у человека кровь, у бедного его вещи – оба умрут. Итак, грабители и ростовщики, поскольку они отбирают чужое, называются городом кровей. <…> Кровь бедных холодная, так и их вещи. Бедность и нагота не позволяют им согреться, и вот когда запылает жар нужды, тогда те наступают, тогда прилаживаются, чтобы выдавить кровь» (3)(«Проповедь на Богоявление»). «Жар нужды» – знак отсутствия элементарных вещей, которые позволяют человеку оставаться в живых, и одновременно, для людей с недобрыми намерениями, – знак уязвимости этого человека. Такую бедность нельзя допускать, если мы ценим человеческую жизнь. Это рассуждение удивительным образом рифмуется со случаем, описанным в «Цветочках Франциска Ассизского», когда бедняк, сопровождавший Франциска, не имел ничего, чтобы развести огонь в непогоду ночью: «Тогда Святой Франциск, услышав его, пожалел бедного человека и в пылу душевном протянул руку свою и дотронулся до него. И в тот же момент – невероятно даже рассказывать об этом – в тот же момент, едва бедняк ощутил прикосновение руки Святого, прободенной и пылавшей огнем серафическим, чувство холода покинуло его, и такой жар объял его извне и изнутри, как если бы он лежал рядом с зевом пламенеющей печи». Мы снова сталкиваемся с ощущением тепла, однако это тепло рождается в отношениях и не губит, но дарит покой человеку в нужде.

Эти две истории подтверждают, что бедность можно рассматривать не как состояние, а как соотношение и отношение. Если бедный человек соотносится с понятиями мирского успеха и богатства, он всегда тот, у кого ничего нет, особенно если его соотносят те, кто считает себя успешными и богатыми. Такой человек – изгой. Но святой Франциск вступал с бедными в совсем другие отношения, казавшиеся окружающим парадоксальными, и стремился эти отношения иметь. Почему для него это было так важно?

Две книги: ценность материального

У святого Антония была ценная книга, и однажды ее украли. Чудесным образом вор вернул книгу, поэтому сегодня мы молимся святому Антонию о возвращении утраченных вещей. Мне всегда казалось странным такое буквальное толкование этой истории, особенно если вспомнить об отношении основателя Ордена к вещам. Ведь когда один из братьев однажды попросил у святого Франциска разрешения иметь книгу (бревиарий), то вместо разрешения тот посыпал голову просившего пеплом.

Ученик Франциска соотносился с иерархией и благодаря владению книгой и книжной мудростью мог метить на место прелата. Святой Антоний соотносился с тем, что написано в книге, и ценил именно это. Недаром святому Антонию мы молимся и об утраченных ценностях в нашей жизни, и мне кажется, в первую очередь именно о них.

Современная практическая психология еще недавно много говорила о потребностях людей, и, в вульгарном понимании, человеческую жизнь можно описать, исходя лишь из потребностей – они объясняют поведение человека и указывают, куда ему двигаться дальше. Однако под влиянием феноменологии и других философских идей в последнее время стали развиваться подходы, которые дают место таким явлениям в объяснении выборов человека, как намерения, ценности, убеждения, надежды. Для меня такой поворот оказался очень важным, потому что он объяснял удивительные проявления человеческого духа – например, когда замерзающий бездомный отдавал пальто своему другу, или бедная мать умирающего ребенка передавала другой семье медицинское оборудование или питание. Часто это переживалось как чудо – сложно поверить в то, что в каких-то невообразимых обстоятельствах Любовь продолжает проявлять себя, «не перестает» и не покидает человека. Может быть, как раз эти чудеса бедных и привлекали Франциска?..

Такое понимание также объясняло все те подарки, которые мне необходимо было научиться принимать от тех, с кем я работала – мандарин, помятую коробку конфет, маленький сувенир. Подобные подарки становились самыми ценными сокровищами, ибо свидетельствовали о Любви.

Заключение

Сегодня, когда внешний мир выстраивает иерархии, в которых для бедных не остается надежды, потому что у них чего-то нет, кажется необходимым понимать, что это за иерархии, к чему они ведут. Вселяя чувство страха и стыда за собственное существование, мир стремится доказать, что в нашей жизни есть только материальное, которое можно потерять в любой момент, и ничего духовного и ценного, что неотъемлемо от нас. Но ведь «большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее». Кажется важным оставаться в позиции, с которой можно увидеть то, что есть у бедного, несмотря на трудности – в чем он остается богат и силен духом и чем счастлив. Мой опыт подсказывает, что это позиция человека, который и сам беден материально и духовно, по-францискански, и готов учиться у Любви. Это также позиция равного, готового признаться себе в том, что он чего-то не знает, не умеет и тоже страдает, готового присутствовать рядом, дарить и принимать в дар. И тогда возможно согреться каждому.

Глядя на некоторых своих коллег, читая истории разных общественных проектов и частных людей, могу утверждать, что это не вымысел и не дела давно минувших дней, а реальность: на этой позиции действительно можно научиться стоять более-менее твердо – благодаря образованию, личному и профессиональному опыту, молитве – но это стоит большого труда.

Одновременно кажется важным не забывать о том, чему нас учил святой Антоний, и ни в коем случае не оправдывать существование «жара нужды» вокруг нас. Ведь как писала французская социальная работница и мистик Мадлен Дебрель: «Среди самых угнетенных людей можно найти тех, кто счастлив: семьи, живущие в мире, компании смеющихся, толпы поющих. Но то, что кто-то из них может быть счастлив, не оправдывает существования их страданий» (4).

(1) Walker R. The Shame of Poverty. Oxford University Press, 2014.

(2) Св. Антоний Падуанский. Проповеди. Москва: Изда­тельство францисканцев – братьев меньших конвентуальных, 1997. С. 111.

(3) Там же. С. 149.

(4) Delbrêl M. We, the Ordinary People of the Streets. Grand Rapids, 2000

Гравюра: Фриц Айхенберг «Христос безработных»

Ректор Папской Базилики Святого Антония о. Оливьеро Сванера посетил петербургский монастырь Святого Антония Чудотворца. Мы попросили его поделиться впечатлениями от встречи с братьями и городом на Неве.

Я впервые и в Петербурге, и вообще в России. Прежде всего я приехал на пятилетие освящения храма Святого Антония Чудотворца. Это место для меня также дорого потому, что мой предшественник о. Энцо Пойана в 2013 году привез сюда алтарь, где хранились реликвии св. Антония в Падуе. К сожалению, отец Энцо неожиданно умер, поэтому тем более хочется продолжать это дело.

Город мне очень понравился, можно сравнить его с крупнейшими европейскими столицами. Очень интересная архитектура, с тех времен, когда и европейские города строились. Видно, что он очень связан с итальянскими архитекторами. В Эрмитаже тоже много произведений итальянских мастеров.

Здесь мало католиков, поэтому очень важно свидетельство, которое братья-францисканцы и католики в целом могут дать.

В Петербурге на праздник св. Антония собирается полный храм. Кажется, это из-за его чудес. Но не может быть, что мы упускаем другие грани личности св. Антония?

Вопрос очень интересный. Постараюсь со своей точки зрения его осветить.

Люди приходили к Иисусу, потому что Господь творил чудеса. И когда Господь умножил хлеб, то сказал: “Вы ищете Меня не потому, что видели чудеса, но потому, что ели хлеб и насытились”.

Господь хотел сказать, что есть еще что-то кроме этого чуда. Я хочу провести параллель со святым Антонием. Люди, которые приходят к святому Антонию, чтобы попросить чуда, возможно, этой дорогой придут к Иисусу – ведь этим же путем и Иисус приводил людей к Богу Отцу.

Один из римских пап провозгласил такой девиз: «Через святого Антония к Иисусу». Мы приходим к св. Антонию потому, что у нас есть какие-то проблемы на работе или со здоровьем, или может в семье не очень хорошая атмосфера. Так же люди приходили и к Иисусу просить о своих нуждах. Послание, которое нес Иисус Христос, несет и святой Антоний. Это одно и то же послание, обращенное ко всем людям, а не что-то «узкопрофильное».

В Падуе вокруг гробницы с мощами святого Антония, есть рельефы, изображающие чудеса, которые он сотворил. Но опять-таки они нас переносят к сценам из Святого Евангелия, которое говорит нам о многих добродетелях: например, чудо с сердцем ростовщика – о правильном использовании материальных средств.

Какие факты известны о том, как св. Антоний защищал справедливость?

Нужно, конечно же, знать контекст Средневековья. Например, были люди, которые брали в долг деньги не могли их вернуть с процентами. Их заключали в тюрьмы, строго наказывали. И когда кто-то не мог вернуть долг, его либо помещали в тюрьму, либо забирали у него дом, и этому человеку требовалось покинуть город.

Сохранился документ, свидетельствующий о том, как св. Антоний обращается к властям Падуи с просьбой снизить наказание для должников, которые не могут вернуть долг. В музее базилики в Падуе пройдет выставка (сноска: выставка состоялась в конце сентябре 2018 года), где этот документ будет представлен. Эта неделя как раз будет посвящена солидарности и милосердию, в рамках нее многие организации проводят семинары и встречи на эти темы. И личность святого Антония, который был небезразличен к вопросам солидарности и справедливости — важный символ этой недели.

Есть еще такой эпизод в жизни Антония, когда он идет в Верону, чтобы вызволить там многих падуанцев, которых один тиран захватил в плен. Этот случай очень интересен тем, что в этой ситуации св. Антоний не смог сотворить чудо.

Тиран освободил этих узников уже после смерти святого. Здесь можно сказать о том, что св. Антоний творил чудеса и при жизни, и после своей смерти.

Возвращаясь к вопросу о присутствии св. Антония в Петербурге, хочу сказать, что он вообще почитаем во многих уголках мира, в том числе среди индуистов и буддистов, мусульман. Вскоре состоится паломничество реликвий святого Антония на Украину. Во время таких паломничеств в разные страны мы приносим реликвии также в школы, в больницы.

В Падуе существует Архибратство святого Антония. Мы писали о нем в нашем журнале. Возможно ли в России существование такого братства, или культурные условия диктуют отличия?

Раз в России уже существует Францисканский орден мирян, также, думаю, и братство Святого Антония могло бы развиваться. Цель братства – распространение почитания св. Антония и дела милосердия. Одно из них – “хлеб святого Антония”. Традиция хлеба св. Антония ведет начало от одного чуда, им сотворенного. Одна женщина, у которой умирал сын, пообещала, что если сын останется жив, то она раздаст бедным столько зерна, сколько весит ребенок.

В воскресенье, после службы, члены Архибратства раздают освященный хлеб св. Антония людям, и люди часто дают пожертвование. Эти деньги служат для дел милосердия. В Падуе есть также организация Каритас св. Антония, которая поддерживает это дело добра.

Будучи ректором базилики, ощущаете ли вы особое покровительство и водительство св. Антония?

Девиз Святого Антония – “Евангелие и любовь”. Он был одним из великих евангелизаторов. Несмотря на то, что святой похоронен в Падуе, он в этом городе проповедовал всего лишь около двух лет, последних в его жизни. Святой Антоний прежде всего провозглашал Евангелие на юге Франции, севере Италии. Это было провозглашение слова Божия и борьба с еретиками.

Для меня как для брата и как для ректора св. Антоний — это пример евангельской радости, человек, который провозглашал эту радость Евангелия, спасение.

Это важно для меня. Будучи доктором богословия, я тоже стараюсь нести эту радость Евангелия, особым образом — семьям: я занимаюсь богословием семьи. И в Италии, и в России, как я слышал от братьев, семьи претерпевают различные трудности, поэтому очень важно нести им радость Евангелия, чтобы было больше взаимопонимания и добра.

Ректор Папской Базилики Святого Антония в Падуе о. Оливьеро Сванера OFMConv. рассказывает о вызовах, с которыми встречается монах-францисканец. Беседу с ним ведет о. Марио Конте OFMConv.

Кто оказал наибольшее влияние на формирование вашей веры в детстве?

Моими первыми учителями веры были родители, их влияние глубоко. Я вырос в простой атмосфере молитвы и посвящения, в тесном контакте с моим приходом, где я служил министрантом. В семье мы регулярно читали молитву Розария. Позже, в подростковом возрасте, мне посчастливилось встретиться с братьями-францисканцами, которые стали для меня примером францисканской радости и познакомили меня с удивительной личностью святого Франциска.

Когда у вас появилась мысль стать францисканцем?

Я поступил в малую семинарию в Риволтелла-суль-Гарда (около Брешии на севере Италии) в возрасте 11 лет. В то время я понятия не имел, что такое «семинария». Я только знал, что собираюсь в школу-интернат. Я побывал в подготовительном школьном лагере, и мне там понравилось, поэтому я принял предложение пройти младшую среднюю школу в этой малой семинарии, которой руководили францисканцы – братья меньшие конвентуальные. Мне нравилась жизнь с моими одноклассниками. Обстановка в школе была непринужденной, в то же время в нас воспитывали усердие в учебе, уделялось время и религиозному образованию. Почти все мои одноклассники в конце концов стали мирянами. Из двух классов, где учились в общей сложности 50 детей, только один человек решил стать монахом – это был я. Фактически многие выбирали Малую семинарию не потому, что хотели для своих детей монашеского пути, а только потому, что школа славилась качеством своего образования и здоровой атмосферой.

Вы принесли вечные обеты в 1984 году. После этого момента полного посвящения себя Богу и Церкви вы когда-нибудь думали, что совершили ошибку?

В возрасте 18 лет, то есть задолго до моих обетов, я почувствовал призыв к монашеской жизни. В те годы я познакомился с харизматическим движением, и у меня был опыт видения света, слышания внутреннего голоса; я ощущал призыв, требующий от меня ответа. Настойчивость этого призыва стала сильнее в последующие годы, во время моей формации. Однако я не могу сказать, что мое призвание всегда было непоколебимым. Мой жизненный путь более или менее похож на путь других людей, избравших посвященную Богу жизнь. Сначала у вас много страхов и сомнений; вы не чувствуете себя готовым проповедовать, слушать исповеди… однако вас поддерживает большой энтузиазм. Затем наступают годы трезвой зрелости. Мне сейчас 58 лет, но когда мне было около сорока, я пережил трудные моменты, сходные с тем, о чем пишет Данте в «Божественной комедии»: Земную жизнь пройдя до половины, Я очутился в сумрачном лесу, Утратив правый путь во тьме долины. Независимо от того, что вы выбираете в жизни, будь то посвященная Богу жизнь или жизнь мирянина (в браке или безбрачии), либо какую вы выбираете профессию или карьеру, всегда наступает критический период. Вы осознаете, что обладаете определенным жизненным опытом, и начинаете смотреть на будущее иным взглядом. Вы начинаете спрашивать себя, правильно ли вы поступили, когда вам было 20 лет, были ли вы тогда достаточно зрелы, чтобы сделать верный выбор. Когда этот момент наступает, необходимо снова «активировать» путь, избранный в молодости, чтобы обрести «второе призвание», и это сложный критический момент. Тем не менее, если это делается искренне, то как вера, так и посвященность монашеской жизни и священству вновь проявляются на уровне обновленного осознания и благодарности Богу.

Каков ваш образ Бога?

Мой образ Бога – евангельский. Я часто воображаю лицо Иисуса, смотрящего с любовью на богатого юношу. В Евангелии от Марка (Мк 10, 17–22) говорится, что Иисус, «взглянув на него, полюбил его». Я представляю себе Закхея, сидящего на дереве, и то, как Иисус смотрит на него с любовью. Я представляю любящий взгляд Иисуса на женщину, взятую в прелюбодеянии, и на Матфея, занятого сбором пошлины. Я очарован фигурой святого Франциска, который, с одной стороны, смотрит в экстазе на распятие в церкви Сан Дамиано, где у Иисуса – сияющее лицо с открытыми глазами; а с другой стороны, затем смотрит на прокаженного, который также открывает ему лицо Христа, Его взгляд милосердия и нежности. Итак, мой образ Бога – это образ Иисуса, Который говорит: «Я пришел для того, чтобы имели жизнь и имели с избытком» (Ин 10, 10).

Влюбленные хотят много общаться, быть друг с другом. Как вы развиваете более глубокие отношения с Богом?

Я священник, и Евхаристия является неотъемлемой частью моей повседневной жизни. Я переживаю это как благодать, привилегию, но также и как большую ответственность. Как благодать – потому что совершать Евхаристию, пресуществлять хлеб и вино в Тело и Кровь Господа – это великий дар, проистекающий из священнического призвания. Но этот дар также обязывает к ответственности, потому что я должен претворять его в жизнь. Соединение с Богом через Евхаристию дает мне мир и силу. Мое единение с Господом основывается на Евхаристии и на слушании слова Божия, а затем расширяется посредством личной и общинной молитвы. Что касается любви между двумя людьми, то что еще питает их отношения, кроме диалога и знаков нежности и близости? Это признаки настоящей, приоритетной и верной любви, и я считаю, что это также применимо к отношениям между Христом и посвященной Богу душой.

Разговаривая с Богом, вы когда-нибудь испытывали «обрыв связи»? Ощущали, что на другом конце никого нет?

Моменты кризиса веры, безусловно, возможны. Молчание Бога реально и осязаемо. Это трудные моменты, когда важно вернуться к образу милостивого взгляда Иисуса, о котором я говорил. Однако, переживая эти трудные моменты, я никогда не искал конкретных ответов, но просто говорил себе: «Сам Иисус прошел испытания – давай просто подумаем о его Страстях. Он не искал объяснений тому, почему Он больше не мог слышать Бога и чувствовал Себя одиноким. Он просто сохранял доверие к воле Отца». Поэтому единственное оружие, которое я всегда считал очень эффективным, – это вверять себя Богу в молитве, хотя бы таким простым способом, как молитва Розария. Фактически в некоторые моменты можно почувствовать себя, как Дева Мария у подножия креста.

Был ли в вашей жизни момент, когда вы чувствовали, что Бог особенно близок к вам?

Был целый ряд таких моментов. Во время старшей школы я пережил своего рода мистический опыт. Я проводил больше времени в молитве, иногда даже ночью. Это было время, когда я должен быть решить, хочу ли я поступать в новициат. Я чувствовал какое-то сопротивление тому, чтобы стать францисканским монахом, и спрашивал Бога: «Что должно быть со мной в будущем?» Ответ, который я услышал в моем сердце, был таков: «Я сохранил тебя для Себя. Я призвал тебя. Ты драгоценен в Моих глазах. Я хочу, чтобы ты пошел по стопам Иисуса и святого Франциска». Среди всех моих сомнений и страхов я ясно слышал этот голос. Позже я пережил моменты одиночества. У меня возникли серьезные проблемы с глазами, была вероятность, что я ослепну. Однако именно в тот самый трудный момент жизни я чувствовал, что пребываю в руках Божьих. Конечно, я ощущал неопределенность, сомнения и страх ослепнуть, но я был уверен, что даже если это произойдет, всё обернется для моей же пользы.

Вы являетесь ректором Базилики Святого Антония, храма мирового значения. Что вы считаете главным в той задаче, которая вам поручена?

Как монах я черпаю вдохновение у святого Антония, который был, как и святой Франциск, верным последователем Евангелия Иисуса. Поэтому я чувствую, что моя главная задача заключается в том, чтобы быть верным последователем святого Антония, особенно учитывая, что ректор Базилики представляет Святого в глазах всего мира. Это, однако, обязанность всех братьев нашей Базилики. Люди ожидают, что мы будем приветливыми и заботливыми, то есть будем нести словами и делами Евангелие Иисуса.

Святой Антоний умер почти 800 лет назад, но миллионы людей продолжают приезжать в Падуанскую базилику, где покоятся его мощи. Почему он по-прежнему так привлекателен для людей?

Есть два ответа. Первый очень прост. Это потому, что святой Антоний творит чудеса. Чудотворец он превосходный. Во время выставления для почитания тела святого Антония в 2000 году я решил постоять среди обычных верных в очереди и провел там более трех часов. Меня поразило то, что во время моего общения с ожидающими людьми почти все они говорили, что получили благодать от Святого. Я нахожу это поистине удивительным, и этот факт ведет нас прямо в евангельское измерение исцелений и чудес, измерение, которое имело первостепенное значение и в жизни Иисуса. Другой аспект жизни святого Антония, который делает его настолько привлекательным, – это слово. Его писания и мудрость общепризнаны. Святой Антоний был человеком молитвы и усердным слушателем слова Божия. У него также были отличные коммуникативные навыки, и все его слова и дела, как и у Иисуса, имели целью привести людей к Богу Отцу. Вот почему люди говорят: «Те, кто обращаются к святому Антонию, спрашивают и получают». Даже если люди шли к Иисусу, чтобы получить личные милости и исцеления, Иисус никогда не отвергал их, и святой Антоний делал то же самое. Святой Антоний также трудился на благо больных и угнетенных. Он защищал самых слабых и представлял интересы угнетенных, выступая против сильных мира сего. Это один из примечательных аспектов его жизни, а также причина того, что он переживал сложные моменты. В течение своей жизни Антоний сталкивался с проблемами, которые очень похожи по своей природе на наши проблемы в XXI веке.

Среди многочисленных историй, услышанных вами от паломников, есть ли такая, которая особенно тронула вас?

Да, в частности, это история супружеской пары, которая находилась в процессе разрыва отношений. Один из них уже покинул семейный дом. Божественным Провидением оба были вдохновлены на то, чтобы искать заступничества святого Антония. Совершенно невероятным образом они оба оказались в одно и то же время у гробницы Святого в Базилике, приложили руки к ее мраморной плите. Женщина повернулась и увидела рядом с собой… собственного мужа! В этот момент супруги поняли, что в каждом из них есть желание примирения! Оба были упрямы в своих взглядах, возможно, из-за гордости, но как только они увидели друг друга у гробницы Святого, их сердца растаяли, и они обнялись, поняв, что действительно хотят восстановить гармоничную семейную жизнь.

Каково послание святого Антония сегодняшним мужчинам и женщинам?

Сильные мысли его послания – это слова о справедливости и примирении. Под справедливостью мы подразумеваем борьбу, с Божьей помощью, против неравенства и угнетения. Интересно, что самые разные группы людей обращались к святому Антонию за помощью и советами. Он был обеспокоен проблемами детей, пожилых людей, мужей и жен, богатых и бедных, ученых и простых людей… Но при этом святой Антоний быть против тех, кто эксплуатировал бедных, как это делали, например, ростовщики. Примирение – важнейшая тема послания святого Антония, ему он уделял много внимания в своей проповеди и в таинстве покаяния. Для него это означало, что он снова соединен с Богом. Например, его работа по примирению с еретиками была предпринята с использованием мирного диалога, в соответствии с францисканскими идеалами. Антоний отказался принять против еретиков репрессивные меры, практиковавшиеся в то время.

Есть ли какие-либо высказывания святого Антония, которые особенно значимы для вас?

«Тот, кто не прогрессирует, уже регрессирует». Это высказывание, приписываемое святому Антонию, относится к нашему духовному и нравственному пути, на котором мы призваны обновлять нашу жизнь. Мы никогда не должны уставать и останавливаться на достигнутом, почивая на лаврах.

о. Оливьеро Сванера родился в Люмеццане, около Брешии, в 1959 г. Он получил ученую степень в области нравственного богословия в Папском Латеранском факультете Академии Альфонсиана (Рим) в 1991 году; преподавал нравственное богословие в Богословском институте Святого Антония в Падуе, был также его ректором с 1997 по 2005 год. Впоследствии о. Оливьеро Сванера был настоятелем общины и ректором Санктуария св. Антония в Кампосампьеро с 2005 по 2014 год, а затем викарием итальянской провинции Святого Антония – с 2013 по 2016 год. В 2016 году был назначен ректором Папской Базилики Святого Антония. Является также одним из главных редакторов богословского итальянского журнала “Верить сегодня”, автором многочисленных книг о проблемах и ценностях семьи.

Источник: Messenger of Saint  Anthony

Фото: Messaggero di sant’Antonio